Биоэтика

Биоэтика в современном мире: противостояние с «полунаукой»

Доклад Ирины Васильевны Силуяновой, заведующей кафедры медицинской этики Российского Гуманитарного Медицинского университета, на конференции по биоэтике 21 октября 2010 года.

Современная биомедицина порождает целый ряд этических и правовых проблем в диапазоне от проблемы определения человека до вопроса о том, насколько корректны запреты относительно данной области исследования.

Мне бы хотелось среди этого ряда этических проблем остановиться на трех, с моей точки зрения, наиболее важных в настоящее время.

1. Проблемы между биомедицинскими технологиями и традиционном, морально-нравственном сознании.

2. Вторая проблема – это проблема либеральной легализации, таким образом, социализации биомедицинских технологий.

3. Третья проблема – это проблема конфликта между моральным и правовым сознанием, которое также имеет место в современном нашем российском обществе.

Рассмотрим первый вопрос.

Уже в четвертом веке у Василия Великого в «Беседах на Шестоднев» мы встречаем такие понятия, как «полунаука» и «полуученые». Конечно, Василий Великий не представлял возможностей сегодняшней науки, это была пророческая интуиция.

Феномен «полунауки» по Василию Великому определяется разрывом взаимосвязи между нравственностью и наукой. Он говорит: «Не имеют ли те, кто посвятил себя «полунауке», глаза сов, ибо зрение совы, проникающее сквозь мрак ночи, поражается великолепием света».

У Достоевского в «Бесах» мы видим возрождение этой традиции. Там также Достоевский говорит о этом феномене «полунауки», то есть нравственной неполноте разума. Он говорит об этом такими словами: «Полунаука» – это невиданный прежде деспот, имеющий своих собственных жрецов и рабов. Деспот, которому все преклонилось с любовью и суеверием, до сих пор не мыслим, перед которым трепещет даже сама наука и постыдно потакает ему».

Если мы обратимся к современным ученым, то мы видим, что этот феномен существует. Его описывают другими понятиями. У Фейрабенда это называется «рациофашизм», а у Гайденко – «утопический активизм».

Понятие «антинаука» тоже покрывает эту проблемную сферу. Что же такое, например, по Гайденко «утопический активизм двадцатого века»? Эта парадигма исходит из понимания человека, как самодетерминирующего существа, активного творца техники, своей жизни, самого себя. Естественно, она не приемлет понимание человека, как существа зависимого не только от Бога, но даже и от природы. Этот «утопический активизм» максимально проявляет себя в реальности действующих и применяемых уже ныне биомедицинских технологий. Прежде всего в технологиях с использованием эмбриональных стволовых клеток, в технологиях, связанных с методами экстрапорального оплодотворения.

Кстати, по поступающей информации, средства на финансирование именно этой технологии в будущем бюджете выделяются самые большие по сравнению со всеми остальными медицинскими направлениями.

Сюда же относятся проблема клонирования и, конечно, генная инженерия.

В генной инженерии речь идет, прежде всего, о генодиагностике и генотерапии, где идут манипуляции с соматическими клетками. Мы уже не будем говорить о других проблемах – о трансчеловеке, о евгенических различных реальностях, уже не только проектируемых.

Соматические, зародышевые манипуляции – это также отдельный вопрос, чрезвычайно опасный, который может даже повлиять на вообще изменение генома и вида человека.

Все это заставляет задуматься о тех рисках, которые существуют перед человеком, если мы говорим даже только о его здоровье, непосредственно для самого пациента, для других лиц и для будущих поколений.

Клонирование человека – актуальная проблема. Здесь мы перечислим также сомнения, недоумения, риски, которые существуют перед этой технологией. Проведем интеллектуальный эксперимент. Дано: акт творения Богом человека и акт творения человеком человека, который осуществляется непосредственно в клонировании. Клонирование – это ничто иное, чем создание человекоподобного существа. В нем даже мужские половые клетки совсем и не участвуют.

Сравним эти два акта творения. Задаем себе основные методологические вопросы. Какова цель этой деятельности? Почему этот акт творения осуществляется? Каким создается этот продукт творения? Для чего? Зачем? Бог создает человека для богообщения. Бог создает человека свободным. Бог создает человека для вечной жизни.

В рамках гуманистических проектах торжества человеческого разума человек создает человекоподобное существо для практического использования. В частности для трансплантации, для извлечения стволовых клеток и так далее. Человекоподобное существо создается абсолютно зависимым от его воли и произвола, и, в конце концов, для уничтожения.

Вот два проекта: гуманистический и божественный. Вот этическая оценка использования терапевтического клонирования эмбрионов и химер. Главный вопрос, встающий здесь, касается мировоззрения. В какой системе координат мы находимся? Какие ценности мы исповедуем? Какие интуиции внутри нашей совести мы ощущаем? От этого, в конце концов, зависит практика наших решений создания и применения этих технологий.

Если мы находимся в либеральной системе ценностей, либеральных мировоззрений, то, конечно, и терапевтическое клонирование, и различные манипуляции, создания химер и прочее-прочее чрезвычайно интересно и абсолютно допустимо по критерию практической целесообразности. С точки зрения консервативной религиозной позиции — традиционной нравственной позиции — это недопустимо на основании признанности уникальной ценности каждого человеческого существа и человеческого достоинства.

Еще одна модная технология – технология с использованием эмбриональных стволовых клеток. Всем, наверно, уже известно, у каждого из нас более двухсот пятидесяти типов клеток, но все это многообразие каждого из нас возникает из одного источника – стволовых клеток. Терапия с их использованием стволовых клеток называется заместительной. Такая красивая и простая идея. Например, если у вас есть поражение какого-то участка где-то, то есть происходит омертвление клеточной ткани, в этот пораженный участок внедряются эмбриональные ткани клеток, в которых есть все уже – огромный потенциал и все многообразие возможного клеточного строения, и эти энергичные клетки вытесняют омертвевшие. Происходит процесс замещения и заживления.

Чрезвычайно перспективная идея. Возникает вопрос об источниках. Откуда брать эти клетки? С точки зрения современных подходов есть две позиции – белая и черная, совершенно разные.

Этически допустимо использовать аутологичные клетки. То есть у каждого человека, если ему надо, из него же из самого и берутся.

Самый главный источник, самый мощный, самый перспективный, самый доступный – это эмбриональные стволовые клетки. Возникает вопрос, откуда нам брать эти эмбриональные стволовые клетки. Эмбриональные стволовые клетки имеют четыре источника: абортусы, лишние эмбрионы, остающиеся после технологии искусственного оплодотворения, продукты терапевтического клонирования, то есть искусственного создания человеческих эмбрионов для использования их в качестве фармацевтического сырья. Еще одним источником являются эмбрионы-химеры.

Если мы оценим этическую составляющую каждого из этих источников, которые уже являются практически используемым материалом, то у нас вырисовывает такая картина. Самый этически корректный источник – это абортусы. Совершенно недопустимые – это эмбрионы, полученные терапевтическим клонированием, эмбрионы-химеры и лишние эмбрионы, полученные искусственным оплодотворением. Почему? Потому что все-таки абортусы – это уже мертвые человеческие существа, а все остальные источники – это организмы и человеческие сущности, которые могут при определенных условиях достичь нашего с вами вида и образа.

Сегодня на западе рассматривается возможность использовать лишние эмбрионы, оставленные после искусственного оплодотворения (эта технология позволяет создавать искусственным путем множество эмбрионов, из которых выбираются несколько для подсадки в матку, а остальные уничтожаются). Говорят: «Их можно использовать, потому что при естественном процессе женщина теряет также естественным путем эти лишние эмбрионы».

В том и разница, что это естественный путь потери человеческих эмбрионов, а второй путь, к которому, мы, к сожалению, идем сейчас, – это путь убийства, насильственной смерти. Это путь человеческого разума, нравственного выбора по уничтожению человеческих жизней. Причем по уничтожению человеческих жизней в массовых масштабах.

Допустим, мы примем, что убивать искусственно созданные эмбрионы, действительно, не этично, но более или менее этично брать стволовые клетки из абортусов. Вот практичные американские ученые, допустив, что это самый этичный из источников стволовых клеток, сделали чрезвычайно интересные расчеты. Они рассмотрели конкретное заболевание – диабет — и посчитали, сколько нужно абортусов для того, чтобы из них изготовить препарат для лечения одного больного сахарным диабетом. Выяснилось, что для лечения диабета у одного человека необходимо восемь абортусов.

Больных диабетом в США – один миллион пятьсот человек. Абортируются в США всего лишь сто двадцать тысяч в год (для сравнения: в России — семь миллионов, но это уже другая тема). Умножаем полтора миллиона на восемь – получаем двенадцать миллионов.

Нам нужно двенадцать миллионов абортусов для того, чтобы пролечить всех диабетиков в США. А абортусов только сто двадцать тысяч. То есть соотношение спроса на абортусы и реального предложения составляет сто к одному. Значит, нам надо резко увеличить число абортусов. Тогда ситуация такого разрыва между спросом и предложением, конечно, будет порождать и коммерциализацию способности женщины быть источником яйцеклеток своих, и так далее, и продажу матерью эмбрионов своих. Это, безусловно, неизбежно. Это законы рыночной экономики.

Основные этические проблемы технологии ЭКО – это проблема гибели лишних избыточных эмбрионов человека, проблема влияния процедуры ЭКО на здоровье женщины, проблема кризиса идентичности личности ребенка, рожденного в пробирке, проблема суррогатного материнства и самая и важная проблема — разрушения традиционной семьи. Технология искусственного оплодотворения неизбежно порождает разрушение традиционной семьи.

Посмотрите, какое идет массовое разрушение. Доимплантационная отбраковка дефектных эмбрионов, имплантация, удаление и редукция эмбрионов при многоплодной беременности и так далее — на всех этапах многие эмбрионы уничтожаются , утилизируются, замораживаются, консервируются…

На эту тему даже появляется новая иконография.

Это греческая икона — Спаситель над убитыми нерожденными младенцами. Сейчас она получает распространение и в наших храмах. Между собой мы ее называем биоэтической иконой.

«Продукты человеческой деятельности», замороженные дети, эти банки, где хранятся консервированные эмбрионы… Может, кому-то это нравится. Но есть люди, у которых внутри возникает какое-то чувство ненормальности подобной ситуации, хотя технологически все это оправдано, рационально, практично и сулит великие перспективы.

Создается уникальная ситуация разрушения традиционной семьи. Сейчас появился новый проект Федерального Закона «Об основах охраны здоровья граждан Российской Федерации». Вот одна только позиция, которая касается искусственных технологий: «Мужчина и женщина, состоящие и не состоящие в браке, зарегистрированные в установленном порядке Российской Федерации, имеют право на применение методов этой вспомогательной технологии при наличии обоюдного добровольного информированного согласия».

Зачем тогда вообще семья? Тут даже не указано, что искусственное оплодотворение возможно при наличии терапевтического бесплодия. А потом мы удивляемся, почему возникают такие тенденции, как право гомосексуалистов на образование семьи. Потому что такие законы. Потому что они имеют право. Эта технология является формой поддержки их правовой убежденности в возможности организации такой семьи, потому что с помощью этой технологии они будут организовывать эти семьи, будут иметь детей, будут их воспитывать по своему образу и подобию и так далее.

Мы должны помнить, что зло способно распространяться с огромной скоростью.

Одинокая женщина тоже имеет право на применение этих методов при наличии добровольного информированного согласия.

Тут уже став на позицию современного либерального правового сознания, я говорю: это не правильно. Да, у одинокой женщины может не сложиться жизнь, она может не выйти замуж, но она хочет иметь ребенка. Она имеет право. А мужчина? У него тоже может не сложиться жизнь. У него тоже может быть несчастная любовь. Он тоже хочет иметь ребенка. С помощью этой технологии он может их иметь – с помощью сурагатной матери и тому подобного.

Почему тогда закон ограничивает права мужчин? Если объявлены эти права для всех, если эта технология настолько внедряется, что она уже получила бюджетное финансирование в прошлом году, а на следующий год она получит колоссальные финансовые ресурсы, почему ограничены права мужчин?

Вообще это уже третья этическая проблема – проблема соотношения морали и права. Мы фиксируем факт конфликта между правовым современным сознанием, между законами, которые действуют в России и традиционным моральным сознанием. Я уже не говорю о разрешении абортов, которые в нашем законодательстве провозглашаются правом женщины. Аборт — это не право женщины, это ее трагедия. Тем не менее, в нашем законе это право.

Еще один пример морально-правовых противоречий. Согласно принятому этим летом закону о лекарственных препаратах, к лекарственным препаратам относятся вещества, изготовленные из крови, заменителей крови, органов и тканей человека. Это реально действующее нынче законодательство.

Или другой пример — закон о клонировании, который называется «Запрет клонирования». На самом деле, это совсем не запрет, потому что нынешняя редакция закона «Запрета клонирования» есть ничто иное, как легализация терапевтического клонирования, то есть создания человеческих эмбрионов в терапевтических целях для использования их в качестве сырья для создания терапевтических препаратов.

Ситуацию конфликта между правом и моралью тоже предчувствовали святые отцы. Святитель Филарет Московский писал: «Для вета сего не довольно действовать справедливо». Как бы предупреждает он нас: «Надобно иметь осторожность, чтобы буквы закона и формулы не вооружились против прав».

Получается, что благодаря современным законам и происходят эти обменные процессы в человеческом сознании. Отрицаются нормы традиционной морали, а внедряется это отрицание через новые биомедицинские технологии, требующие (потому что мораль с ними не соглашается) новых регуляторов. Этими новыми регуляторами становятся нормы права, которые, в свою очередь, формируют стандарты поведения. Спросите сейчас у студентов медицинского института, что они думают по поводу абортов. Они ответят: «Мы имеем право».

То есть эта правовая норма уже сформировала стандарт поведения, стиль и образ жизни. Появляются новые «притворные права». К этим притворным правам относятся и сексуальные права, так называемые репродуктивные права и так далее.

История человечества, в конце концов, свершится, завершится, но не тем, что наступят войны, падут великие державы, возникнет мировое государство, а тем основанием, на котором все это станет возможным. Это основание – обменные процессы в человеческом сознании. Они проявляются в отрицании моральной реальности откровения, в стремлении установить иной антихристианский порядок бытия, навязать иной антихристианский образ жизни. Патологический смысл социальных метаморфоз, которые непосредственно связаны с внедрением новых биомедицинских технологий заключается в том, что идет мощной волной этот процесс социального признания биомедицинских технологий, причем путем подмены религиозной морали в секулярном праве.

Тем не менее, у нас есть выход. В 1996 году был принят закон «О науке и государственной научно-технической политике», где все-таки фиксируется право научного работника на мотивированный отказ от участия в научных исследованиях, которые оказывают негативное воздействие на человека, общество, окружающую природную среду. По этому закону научный сотрудник обязан осуществлять научную, научно-техническую деятельность, экспериментальные разработки, не нарушая права и свободу человека, не причиняя вреда его жизни, здоровью, а также окружающей природе.

Мне не хотелось бы, чтобы наша конференция носила чисто теоретический характер. Мне кажется, что очень важно выйти на какие-то практические реальные действия. Может быть, с помощью какого-то итогового документа мы сможем приостановить процесс, который сейчас уже запущен. Сейчас происходит снятие и снижение объемов гуманитарной и, в частности, биоэтической подготовки в медицинских и фармацевтических вузах. Это снижение, снятие биоэтической подготовки заложено в новый государственный образовательный стандарт медицинского образования.

В результате этого процесса мы получим то, что ученые будут лишены информации по гуманитарным и биоэтическим вопросам. Таким образом, какие-то реальные конкретные социальные угрозы в нашем обществе будут возрастать.

Ирина Васильевна Силуянова

зав. кафедрой биомедицинской этики

Российского государственного медицинского университета им. Н.И. Пирогова, проф., д.ф.н.

Москва